Что там у него за булыжник, который камень Аммы? На фига Амме камень?! И какая тут связь… всего со всем? Первобытная абракадабра? Нет уж, такие выводы оставим миссионерам ХIХ века, которые ими пытались убедить свое начальство и общественность в собственной значимости. А что, если… Если просто пойти, взять эту каменюку, вынести на свет и посмотреть, а? Разве кто-то мне сказал, что этого нельзя делать? Да и чем, собственно, я рискую? Два раза им меня все равно прикончить не удастся».
Возвращение в пещеру оказалось делом непростым и малоприятным: пришлось подолгу стоять у каждого поворота, привыкая к полутьме и вони. Впрочем, в «жилом» зале зрение оказалось бесполезным – костер прогорел, и ориентироваться можно было лишь на храп Мгатилуша в надежде, что он никуда не отполз.
Старик местоположение свое не изменил, и Семен благополучно нашел кострище и нащупал нужный объект. Во всяком случае, все остальные камни вокруг были остроугольными, а этот – гладким. Похищение реликвии прошло успешно: жрец спал в недрах своей шкуры (медвежьей, наверное?) и на копошение рядом не отреагировал. Когда хьюгги на входе увидели, что2 именно Семен держит в руках, их бурые задубелые лица приобрели какой-то пепельный оттенок. Один из них похлопал ртом как рыба, а потом приподнял шкуру и юркнул внутрь жилища. Там он что-то тихо проговорил, упомянув Амму, после чего наружу вылез Тирах и тоже вытаращил глаза. Семен прикинул, что драться они, пожалуй, не полезут (посох-то он оставил в пещере!), и решил атаковать первым:
– М-м… Знаешь что, Тирах? Вот ты тут стоишь, да? А в пещере у Мгатилуша костер, между прочим, совсем прогорел – ни одного уголька не осталось! Вернется он из путешествия, а ему даже руки-ноги погреть негде. Разве это правильно?
Похоже, он угадал: через пару минут трое хьюггов с горящими головнями наперевес скрылись в пещере. Сделать ему замечание так никто и не решился. «То-то же! – довольно усмехнулся Семен. – И нечего глаза пучить: тоже мне, нашли реликвию!»
В руке у него был самый обыкновенный камень – хорошо окатанная крупная галька. «Во-во, оно самое! Читал же я где-то, что в конце древнего каменного века кое-где возникла традиция почитания простого необработанного камня – „пуп“ Амона (созвучно!), камень Афродиты, мекканская Кааба, еще что-то… Одни говорят (точнее – пишут), что предки были настолько дикие, что им было все равно, кому поклоняться: что рогатому быку, что простой каменюке. Другие, наоборот, считают, что люди того времени поднялись до таких высот мысли, что необработанный камень стал для них чуть ли не первой иконой. Он как бы символизировал непостижимость Бога, Его вечность и незыблемость. Ну, символизировать этот булыжник может, конечно, что угодно, но, по сути, это базальт – кусок давным-давно застывшей вулканической лавы. Впрочем, может быть, и не базальт – вон что-то поблескивает…»
Семен уселся на прогретый солнцем пол пещеры, прислонился к стене и, забавы ради (так приятно вспомнить былое!), принялся рассматривать камень.
«Цвет ровный темно-серый, текстура флюидальная, структура мелкопорфировая, основная масса тонкозернистая, вероятно, фельзитовая, вкрапленники размером от одного до трех миллиметров распределены равномерно и представлены амфиболами, пироксенами, полевым шпатом… М-м-да, как это? Неравновесный состав, что ли?! Судя по темноцветным минералам, это должен быть базальт или что-то еще более основное, но почему тогда столько вкрапленников кварца? Или это не кварц, а, скажем, прозрачный полевой шпат? Да нет, излом раковистый – даже без лупы видно… А вот слюды совсем нет… Что за порода такая?»
Семена прямо-таки заело самолюбие: почему это он не может определить горную породу? Ну, хотя бы приблизительно – по содержанию кремнезема, то есть кварца? Сколько ни рылся он в памяти, но получалось, что так не бывает. То есть обычно так не бывает, значит, это какая-то редкая экзотическая порода. Но тогда он тем более должен ее вспомнить – с его-то обострившейся памятью! Должен, но не может! Наоборот, перелистывая мысленно страницы учебников и собственные конспекты лекций по петрографии, он все больше приходил к убеждению, что такого сочетания минералов в изверженной горной породе быть не может. Не может, но оно есть – вот! «Инопланетный метеорит? А что, на других планетах другие физические и химические законы? Условия температур и давлений – да, другие, но законы?!»
Семен повертел камень, обнаружил с одного края скол размером в два ногтя и принялся его рассматривать.
Рассмотрел.
Стало еще смешнее – скол был раковистый.
Вся поверхность матовая – как у любой речной гальки. Чтобы различить структуру и текстуру породы, такую поверхность лучше всего смочить водой или просто на нее плюнуть (обычно так и делается). Так вот: плюй – не плюй, но структура у породы мелкозернистая, то есть она состоит из массы плотно упакованных мелких кристалликов минералов, в которую погружены более крупные вкрапленники. А вот скол выглядит так, словно порода вообще не кристаллическая, а аморфная! Как, скажем, обычное или вулканическое стекло. Как же так?!
Семен почесал затылок, подбросил камень на ладони и поймал его. Последний луч солнца, покидающего пещеру, блеснул в нескольких точках поверхности. «Ага, вот еще один прикол – и как это я сразу не заметил? Поверхность-то матовая, а вот „глазки“ – вкрапленники кварца – прозрачные! Над поверхностью они не выделяются, хотя тверже вмещающей массы и при этом как бы приполированы до полной прозрачности! Кажется, при естественном окатывании обломка породы в потоке воды такого получиться не может».